Обитель любви - Страница 100

100

— Бад, тебе вовсе не обязательно...

— Нет, обязательно, Амелия! Мне так стыдно... Мне отвратительно даже думать о моем прошлом поведении... Я бы попросил прощения, но такое не прощается. — Он помолчал. — Теперь я лучше умру, чем откажусь от того, что я ее отец!

Во тьме за окном застучали лошадиные копыта. Оба оглянулись.

Бад сказал:

— Мы будем ее выхаживать вместе. Я распоряжусь, чтобы мои вещи перевезли сюда из отеля.

Амелия согласно кивнула.

— Спасибо, — сказал он.

— За что?

— За то, что ты не сказала: «Спасибо».

— Бад! Милый Бад! — Она поцеловала его руку и тут увидела красные, незалеченные ожоги. — Что это?

— Я только что из Сан-Бернардино. Строю масштабную модель локомотива.

Снова поцеловав его руку, она сказала:

— Это руки нефтяного магната! — Она улыбнулась.

— Ты говорила, что у тебя нет поклонников, прячущихся перед домом в засаде, — проговорил он. — А что доктор Марш?

— Поклонник.

— Он хотел, чтобы я убедил тебя выйти за него замуж.

— Но ты, надеюсь, сообщил ему, что у меня есть муж?

— Сообщил. Тогда он сказал, что ты звала меня, когда рожала Тессу.

Они лежали, обнявшись, и ласкали друг друга с прежней нежностью, пока вдруг в комнату не ворвались, будто холодный сквозняк, носовые жалобные всхлипы. Амелия тут же подняла голову.

Бад покачал головой.

— На этот раз моя очередь, — проговорил он и поднялся, поправляя на себе одежду.

Тесса спала. Он зашел на кухню и подкинул в печь дров. Кастрюля с бельем закипела еще сильнее, он вернулся в спальню девочки и опустился в кресло-качалку. Оно скрипнуло. Малышка перевернулась на другой бок и снова всхлипнула. Бад осторожно наклонился вперед, чтобы посмотреть на Тессу. Она потерлась пунцовой щечкой о подушку и вновь затихла. В комнате слышались только ее надсадные хрипы. Неосознанно Бад подстроился под ее прерывистое дыхание, словно это могло как-то облегчить ее страдания.

Его жизнь оказалась самым тесным образом связанной с жизнью этой маленькой крошки, которая, бывало, так доверчиво смотрела на него своими голубыми глазами, которая честно делилась с ним всеми своими маленькими радостями и сокровищами. После того леденящего кровь кошмара в паровозном депо Бад даже подсознательно перестал желать ей вреда. Но он не мог забыть о том времени, когда страстно хотел, чтобы она исчезла, сгинула, умерла... И сейчас в этой комнате, наполненной запахами карболки и уксуса, эти воспоминания мучили его и вселяли ужас. Он еще раз взглянул на малышку, задыхающуюся от удушья, и подумал: «Боже правый, это я во всем виноват! Это я накаркал!»

Он тут же отогнал от себя эту мысль.

Бад был упрям и решителен. И любовь его была такой же. В его привязанностях никогда не было ничего парадоксального. Он любил эту маленькую черноволосую Гарсия. «Боже, это моя дочь!..»

Иногда бывает, что пуля пробивает голову, застревает в тканях, окружающих мозг, а рана каким-то образом сама залечивается. Такую пулю лучше не трогать. Хороший хирург никогда и не трогает. Точно так же в мозгу Бада улеглись сомнения, и он дал себе зарок не задумываться больше над тайной отцовства Тессы. Он полюбил ее. Он чувствовал, что если вспомнит о своих постыдных сомнениях, о былой враждебности к ребенку, это убьет его.

9

Амелия взяла Тессу на руки и села вместе с ней на новый стул с прямой спинкой, купленный Бадом. Девочка вырывалась.

— Нет, мама! Нет! — хныкала она. Она говорила в нос.

— Через минуту все кончится, Тесса.

— Нет, нет! — Доверчивость мгновенно исчезла с лица девочки.

За те два дня, что Бад провел здесь после своего возвращения, дифтерия достигла самой опасной формы. Слой слизи уплотнился, и теперь горло и носоглотка девочки затягивались пленкой, по виду напоминавшей белок недоваренного яйца. Амелия и Бад боялись, что пленка будет и дальше расти и утолщаться. Если болезнь не отступит, она перекроет трахею, и тогда девочка просто задохнется.

Бад с закатанными до локтей рукавами рубашки стоял у стола, заставленного пузырьками и баночками с лекарствами. Он достал из металлического судка лопаточку с ватным тампоном на конце, открыл пузырек с нитратом серебра и окунул тампон в жидкость.

Глядя на эти приготовления, Тесса еще сильнее стала вырываться. Амелия пыталась ухватить ее за мелькающие в воздухе ручки.

— Эту процедуру надо выполнять, предварительно связав ручки малыша за спиной, — проговорила появившаяся в дверях комнаты сестра Ленц. Это была крупная женщина в накрахмаленном бело-синем одеянии сестры милосердия.

Сестра Ленц получила подготовку в берлинском госпитале для инфекционных сестер. Она носила форменный чепец этот учреждения. У нее было довольно грубое красное лицо. Несмотря на свой грозный вид, она была доброй женщиной. Амелия и Бад хотели сами ухаживать за ребенком, но им требовался человек для помощи по дому. А в дом, где объявлен карантин, могла входить только медсестра. Так и появилась сестра Ленц, которой не очень-то нравилось готовить, стирать и убирать, зная, что ее высокая квалификация совершенно не востребована.

— Мы и так уже напугали ее до полусмерти, — ответил Бад. — Неужели же нам еще и руки ей связать?

— Тесса хорошая, доверчивая девочка, — проговорила сестра Ленц. Ее влажные глаза выражали печаль. С подобными случаями она сталкивалась не раз. Конец был один — смерть. Никто не выжил.

Амелии наконец удалось поймать мелькающие у нее перед глазами ручки Тессы. Она подняла глаза на Бада. Он подошел к Тессе сзади.

100