— Ты же обещал, что не будешь давить на меня.
— Пойми, я это сказал...
— Кингдон, прошу тебя... не надо!
— Я просто хочу, чтобы ты поняла: то, что ты задумала, — неразумно.
— Разве неразумно родить ребенка от единственного любимого мужчины?
— От женатого мужчины, и к тому же он твой двоюродный брат.
Тут Тесса наконец заплакала. Он поцеловал ее мокрую от слез щеку. «Я не буду давить на нее, — думал он. — Этого и не потребуется». Кингдон был убежден, что она образумится. Или по крайней мере осознает, что он, сам не понимая почему, настроен враждебно к этому ребенку.
Они лежали в погруженной во мрак комнате. Он утешал ее и чувствовал, что никогда еще не был так к ней привязан.
На следующее утро около девяти часов Кингдон вернулся в Орлиное Гнездо. Не успел хлопнуть входной дверью, как из библиотеки показалась Лайя.
— Кингдон, — объявила она, — я должна поговорить с тобой.
— Валяй, — ответил он. — Мотор! Дубль один!
Она закрыла за собой дверь в библиотеку, но продолжала держаться за массивную медную ручку.
— Это займет немного времени. Это важно, — сказала она. — Только придется подождать, пока я закончу с мистером Хорти.
— Хорошо, я пока постараюсь сдерживать свои чувства, — ответил он.
Она поджала тонкие губы.
— Я скоро. Подожди в моей комнате.
Он не стал спорить, не спеша поднялся по лестнице и прошел в комнату жены, думая, как это похоже на Лайю. Она явно была взволнована предстоящим разговором, но предпочла сначала закончить свой урок. «Бедняжка, — подумал он. — Одержимая бедняжка». Он очень хотел подарить ей секрет успеха, благодаря которому он, а не она, стал звездой экрана.
В ее комнате сильно пахло лилиями. Этот цветок служил своего рода визитной карточкой Лайи. Лилии стояли повсюду в вазах из граненого стекла, были вышиты на салфетке на туалетном столике, на шелковых подушечках, горкой лежащих в кресле-качалке, на изумрудно-атласном покрывале супружеской постели, которую он ни разу не разделил с Лайей. После переезда сюда она сказала, что сама будет приходить к нему в спальню, но за последние полгода так ни разу и не пришла.
Через четверть часа он услышал дробный стук каблучков Лайи по винтовой лестнице. Она вошла в комнату, на миг замерев на пороге. Ее губы были только что накрашены яркой помадой. Закрыв за собой дверь, Лайя прошла к туалетному столику и облокотилась на него, повернувшись спиной к зеркалу. Она сгорбилась, отчего ее грудь стала еще более плоской, и замерла в классической позе фотомодели из журнала «Венити Фер».
Несмотря на эту театральную мизансцену, в ее бледно-серых глазах отражалось искреннее волнение.
— Кингдон, между нами всегда были интеллигентные отношения, — начала она. — Мы никогда не закатывали друг другу диких сцен. Щадили чувство собственного достоинства.
Она выжидающе посмотрела на него. Ей хотелось, чтобы он не вспоминал о первых месяцах их совместной жизни, когда она постоянно обманывала его доверие и причиняла ему боль. Она хотела, чтобы он думал сейчас только об общей цели в жизни, сблизившей их в последние годы.
«Превосходно, — подумал он. — Будем играть по ее правилам».
Но вслух ничего не сказал.
Лайя продолжала:
— Тебе никто не мешает летать. Я смирилась с тем, что небо всегда было для тебя всем... О милый, только не отрицай! Я никогда не устраивала сцен по этому поводу.
Его охватило любопытство: что у нее на уме? И тут он похолодел: «Она узнала про Тессу!»
Лайя ждала его ответа, поэтому он сказал:
— Ты молодец!
— Ты уважал и мои стремления. Помогал по мере возможности. Я это очень ценю. — Тут она повысила голос. — И я уверена, что не откажешься помочь мне и сейчас, когда представился такой великолепный шанс!
Он расслабился.
— Я рад за тебя, Лайя. Что за шанс? Кто тебе его дает?
— Дэвид Манли Фултон делает фильм о Павловой.
— А, так вот для чего эти уроки хореографии. — Он улыбнулся, искренне радуясь за жену.
Ее лицо сохраняло серьезное выражение.
— Работая с мистером Хорти, я поняла наконец, чего мне не хватает... Я не отдаюсь своему делу полностью, а оно требует абсолютной самоотдачи. — Она подошла к окну и раздвинула парчовые шторы, задумчиво глядя на сад с зеленым газоном и бассейн. — Кингдон, мне больно даже думать об этом, но я считаю, мы достаточно близки, чтобы я открыла тебе правду. Брак истощил меня. Он отнимает у меня драгоценное время. Я много думала, но, как ни крути, — выход один. Развод.
— Развод? — эхом отозвался он.
— Я знаю: мы повенчаны в церкви, — вздохнула Лайя. — Но я говорила с людьми... Знаешь, что мне сказал отец Макаду? Если супруги не хотят иметь детей, их брак, в сущности, ненастоящий.
У него нервно дрогнула бровь. В ту секунду он вновь подумал о Тессе.
— Бедный Кингдон! Не смотри на меня так! Я ведь честно все тебе рассказала, не так ли? Ведь мы с тобой и вправду не хотели настоящей семьи.
— Об этом и речи не было.
— Вот видишь! А к детям мы так равнодушны, что даже ни разу не заговаривали об этом! Пойми, дело вовсе не в тебе, Кингдон. Ты ведь все понимаешь, правда? Понимаешь, что я тебя ни за что бы не обидела? Но я должна начать сниматься, освободив сердце и рассудок от всего! — Помолчав, она продолжила: — А ты... Может, для тебя все это обернется как раз к лучшему. Ты снова запил. Необходимо остановиться. Но я не смогла помочь тебе. Может, вдали от меня ты найдешь в себе силы...
— Как называется фильм? «Умирающий лебедь»?
— Откуда ты знаешь?