Юта взмокла от пота.
— Никакие вы не двоюродные! — рявкнула Юта.
Бад стоял, поникнув плечами.
Амелия поднялась с дивана и взяла мужа за руку.
— Юта, — холодно произнесла она, — обрати свой яд на меня, а не на них.
Три-Вэ подошел к жене.
— Ради всего святого, Юта... Детям и так уже досталось. Пусть они узнают обо всем в нормальной обстановке. Потом.
Багровое лицо Юты пылало.
— В нормальной обстановке?! Поздно!
Бад тяжело опустился на диван. Рукой он потирал грудь.
Тесса подошла к нему.
— Папа! — произнесла она своим низким тихим голосом.
— Да что с вами со всеми? — воскликнул Кингдон. — Наконец-то я женился на девушке, которую люблю, которая любит меня, а у вас всех такие лица, будто по Лос-Анджелесу маршируют войска кайзера Вильгельма! Неужели среди вас не найдется ни одного человека, который поздравил бы нас?! — Он повернулся к Юте. — Мама, мы получим благословение. Я обещаю тебе. Я вернусь в лоно церкви, и мы получим разрешение. Тогда ты не будешь возражать?
Последние слова его ухнули в сознание Юты, словно тяжелый камень в воду. Все, только что сказанное этим молодым человеком со смуглым и измученным лицом, возвращало ее к когда-то содеянному греху.
— Не смей мне задавать вопросов! — взвизгнула она. — Лучше поговори со своей ненаглядной тетушкой! Спроси ее, почему это муж вышвырнул ее из города, когда она собралась произвести на свет свою принцессу. И спроси своего папочку, почему это родной брат ненавидит его. А меня не спрашивай!
— Кажется, у меня расстройство желудка, — в тишине произнес Бад.
Эта реплика, такая неуместная, рассмешила Бетти и Мэри Лю. Они захихикали. Мужья метнули на них негодующие взгляды, и они вновь притихли.
Бад, сунув руку под пиджак, продолжал растирать грудь. На лице его застыло недоумение.
— Что случилось? — воскликнула Тесса. — Папа, тебе больно?!
— С твоим папочкой все в полном порядке! — взвизгнула Юта. — Только ты почему-то говоришь не с ним! А со своим дядей! Твой настоящий отец — Три-Вэ!
Амелия встала между мужем и Ютой, словно желая защитить Бада от этих страшных злых слов.
— Есть ли в ваших душах хоть капля страха перед Господом?! — кричала Юта, с лица которой ручьем лил пот. — Или вы уже так высоко вознеслись, стали так могущественны, что и слово Божье вам не указ?!
— Бессердечие Бог тоже не поощряет, — со вздохом сказал Три-Вэ. — Неужели ты не можешь подождать?
— Амелия! — подал голос Бад. — Мне трудно дышать. Нам лучше вернуться домой.
— Сэр, — обратился к нему Кингдон. — Прилягте, отдохните.
— Врача... — проговорила Амелия.
— Нет! — рявкнул Бад. — Дома мне станет лучше.
Его грудь напряглась, когда он попытался поглубже вздохнуть.
Амелия бросила выразительный взгляд на Кингдона. Тот выбежал в холл и приказал подогнать машину Ван Влитов к крыльцу. Тем временем Бад поднялся с дивана и на негнущихся ногах, словно встал впервые после долгой болезни, пошел к двери. Амелия поддерживала его под локоть обеими руками. Тесса шла с другой стороны. Они медленно пересекли комнату.
У самого выхода в прихожую Юта ухватила Тессу за плечо и повернула к себе лицом.
— Им, может быть, наплевать на грех! Тебе, должно быть, тоже! Но только не Чарли Кингдону! Я воспитала его достойным человеком! Богобоязненным! Поэтому ваш брак недействителен! Это не брак, а богохульство!
Тесса вырвалась и последовала за родителями. Кингдон помог тете надеть меховую накидку. Он протянул Баду его шляпу и накинул ему на плечи пальто. Тесса взяла свой плащ.
«Даймлер» подкатил ко входу. Когда они вышли, Бад несколько раз вдохнул влажный туманный воздух и сказал:
— Мне лучше.
Кингдон спросил:
— Тесса, мне поехать с вами или в своей машине?
— Со мной, — ответила она.
— Мне лучше, — повторил Бад, сделав очередной глубокий вдох. — Я не хочу, чтобы мой больной желудок испортил Три-Вэ его праздник.
— Не перекладывайте вину на себя, — возразил Кингдон. — Это я все испортил.
— Поезжайте вдвоем на вашей машине, — почти беззаботно сказал Бад. — Потом вернетесь.
Когда первая машина отъехала от дома, Три-Вэ повернулся к жене и сказал:
— Ты просто исчадие ада! Отвратительное дьявольское отродье!
Юта едва слышала его, так как уже была в полуобморочном состоянии. Дурнота всегда овладевала ею после того, как она выходила из себя. Она тупо перевела взгляд с бутылок из-под шампанского на осколки хрустального бокала, рассыпанные по паркету. Младшие сыновья и их жены старались не встречаться с ней глазами. Душа Юты была так опустошена, что она всхлипнула. «Почему, почему я так себя ненавижу? — думала она. — Почему не они? Не те, кто согрешил?..»
В холле появился слуга.
— Мадам, обед подан, — объявил он.
Юта изумленно уставилась на него.
Бад стоял в ванной на первом этаже Гринвуда. Облегчение, которое он испытал было на свежем воздухе, прошло. Грудь опять изнутри что-то распирало. Он запретил Амелии вызывать доктора Уоллвью. Она протестовала, но он послал ее на кухню за содой и теплой водой.
В отличие от его сверстников у Бада было прекрасное здоровье. Единственной проблемой было частое несварение желудка. Он считал, что и сейчас с ним случилось то же самое. Расстегнув тесные брюки, он почувствовал некоторое облегчение. Во рту он все еще чувствовал вкус соленого миндаля, который съел у Кингдона.
И вдруг перед его глазами возник отчетливый образ Юты... Она вся раздулась, словно жаба в пустыне во время дождя. Он услышал ее занудливый голос. Бад не мог точно вспомнить сказанных ею слов, только чувствовал, что они попали прямо ему в сердце. Вся его удачливая жизнь, «Паловерде ойл», богатство, благотворительность, этот дом, выстроенный на месте родового гнезда, уважение, любовь... Все это ничего не значило. Почему? Что же такое ему наговорила Юта?