Когда Амелия наклонилась над мужем, его глаза открылись. Он узнал ее и в знак этого закрыл глаза.
— Я люблю тебя, милый, — сказала Амелия.
Он моргнул еще раз. Кончиками пальцев она коснулась своих губ и приложила пальцы к слюдяному окошку. Потом отошла.
К постели подошла Тесса.
— Папа...
Его губы шевельнулись.
В спальню вошел доктор Левин и выразительно взглянул на женщин. Они покинули комнату и перешли в гостиную. Амелия закрыла дверь, прислонилась к стене и зарыдала. Тесса дала матери выплакаться. Потом Амелия успокоилась, вытащила из кармана халата носовой платок и вытерла мокрое лицо. Тесса обняла ее за плечи, отвела к диванчику. Они сели, и Тесса обняла мать, прижав ее голову к своей груди.
— О Боже! — простонала Амелия. — Он такой сильный человек. Невыносимо видеть его в таком состоянии! Как я ненавижу эту женщину! Как она могла довести его до этого!..
— Он не умрет, мама. Спасибо, что ты меня взяла с собой. Как ты думаешь, мое присутствие... огорчило его?
— Конечно, нет!
— Я тоже так думаю. Он что-то произнес... Что?
— Он сказал: «Мама». Он спутал тебя с доньей Эсперанцей. — Амелия всхлипнула. — Кингдон очень расстроен. Иди к нему.
— Я не могу оставить тебя одну.
— Дорогая, помочь мне сейчас может только Бад.
Тесса коснулась ее маленькой ледяной руки.
— Раньше ты всегда называла его при мне «отцом». А сейчас нет. Почему?
Амелия выпрямилась. Было видно, что она борется с новым приступом слез.
— Мама, просто дядя Три-Вэ в тот вечер был очень несчастен, — сказала Тесса. — Только и всего.
— Я никогда не лгала самой себе.
— Я тоже. Просто знаю, что папа — мой настоящий отец.
— Не говори глупостей, Тесса. Откуда ты можешь это знать?
— Инстинкт. Я всегда полагаюсь на свои инстинкты.
Амелия только вздохнула.
— Я знаю, что ты думаешь, — сказала Тесса. — Что я нарочно говорю так, как заинтересованное лицо.
— Надо было обо всем рассказать тебе раньше. А так... Получается, что я принесла тебя в жертву.
— Ты уехала, чтобы родить меня... Мама, с твоей стороны это был очень смелый поступок. Я... Я не смогла бы так...
Амелия бросила на дочь пристальный взгляд своих покрасневших от слез глаз.
— Тесса, когда мы вернулись домой из круиза, ты себя плохо чувствовала и не встретила нас... Почему? Ты делала аборт?
Тесса горестно опустила голову.
— Для того чтобы родить ребенка, мне пришлось бы жить вдали от Кингдона много месяцев. Я так хотела иметь ребенка... Но как раз тогда начался скандал с Лайей. Я должна была быть рядом с Кингдоном.
— Значит, ты была беременна?! О Боже, почему я молчала столько лет?!.
— Не обвиняй себя ни в чем!
— Тесса, ты даже представить себе не можешь...
— Ламбали женились на кузинах, мама. Почему же...
Тесса не договорила, так как из спальни послышались голоса. Она подняла голову. Амелия подошла к двери, пытаясь понять, о чем говорят.
— Иди к Кингдону, — со вздохом сказала она. — Я не могу с тобой сегодня спорить об этических вопросах. Иди к нему.
Пиджак от вечернего костюма и черный галстук Кингдона лежали на разобранной постели, а сам он умывался в ванной. Когда пришла Тесса, он поднял на нее мокрое лицо и спросил:
— Как он?
— Я знаю, что с ним все будет хорошо.
— Возможно, — сказал Кингдон, снимая с вешалки полотенце. — Я, наверно, единственный из всех Ван Влитов, кто не цепляется за жизнь, как бульдог. Когда меня хватит удар, я сразу отдам концы.
Тесса открыла шкаф, достала халат и бросила его на спинку стула. Потом стала расстегивать на спине пуговицы своего вечернего платья. «Как только сниму платье, — подумала она, — этот вечер закончится».
Тесса не лукавила перед матерью. Она действительно была уверена в том, что именно Бад ее отец. У матери не было такой уверенности, а у Тессы была. И проистекала она из чистой интуиции, на которую Тесса полагалась всегда. Интуиция досталась ей от предков, которые много лет назад впервые увидели эти поросшие дикой горчицей просторы. Живя в своем мире, Тесса не знала сомнений. Они появлялись лишь тогда, когда она оказывалась лицом к лицу с цивилизацией, с реальной жизнью. Она была умна, но в своих решениях не руководствовалась разумом, а доверяла инстинктам.
Кингдон бросил полотенце и вышел из ванной.
— Почему из всех женщин в мире мой старик решил изнасиловать именно твою мать?
— Она же сказала, что он всегда любил ее.
— Интересный способ доказательства своих теплых чувств! Отец никогда не казался мне способным на такую дикость. Впрочем, что я, евнух, могу знать об этом?
«Ему больно, — подумала она. — Но я не могу помочь ему. Не сегодня». Ей вспомнились искаженные болью губы Бада, его белое неживое лицо. Она продолжала расстегивать на себе крепдешиновое вечернее платье.
— Итак, загадка вражды в семейке Ван Влитов перестала быть тайной, — проговорил Кингдон. — Гнев дяди Бада справедлив. Что ему было делать, когда он обо всем узнал? Бросить вызов моему папаше, достать из коробки испанские дуэльные пистолеты и стреляться с пятидесяти шагов? Или ты думаешь, что они попытались решить спор на кулаках? Отец крупнее, но дядя Бад был одержим праведным гневом и потому дрался бы за десятерых. И потом, он выглядит крепче.
— Дядя Три-Вэ не отец мне.
— Значит, ты все пропустила мимо ушей, — сказал Кингдон.
— Мама сказала, что это было у них всего лишь один раз. Этот раз ничего не значит.
— Ничего не значит? Мне показалось, что твоя мать не так в этом уверена. Да и дядя Бад, похоже, тоже кое в чем сомневался. Или, по-твоему, когда выгоняют из дома жену на восьмом месяце беременности, это ничего не значит? Лично мне кажется, что в этом можно усмотреть некоторый недостаток э-э... доверия, ты так не считаешь? — Он хмыкнул. — Как-то я рылся в старом хламе у нас на чердаке. И отыскал там ларчик с брачным свидетельством, выданным менее чем за шесть месяцев до моего появления на свет. Я спросил об этом у матери. Она устроила мне взбучку. Наверное, наказывала меня за грехи папаши. Надо же! Отец — охотник за женщинами! Что-то непохоже. Эта его вечная извиняющаяся улыбочка... Мне он всегда казался простаком. Но сегодня в его портрет внесли существенные изменения.