Обитель любви - Страница 61

— Мы станем компаньонами, — беззаботно сказал Бад. — Вот увидишь. — Он встал, отряхивая хлебные крошки со своего дорогого костюма. — Мой племянник, должно быть, уже покончил с обедом. Пойдем-ка в дом.

«Амелия...» — подумал Три-Вэ и судорожно сглотнул. Свидание с ней, когда бы оно ни произошло, причинит ему боль. Как он предстанет перед ней в таком виде? Весь в смоле, в грязи, неудачник, над которым все смеются?! «На следующей неделе, когда забьет нефтяной фонтан, я смогу посмотреть ей в глаза», — подумал он, но тотчас понял, что эта мысль — всего лишь смешение ребяческой надежды и попытки уйти от неизбежного.

— Мне надо возвращаться к работе, — сказал он. — До темноты осталось совсем немного.

— Довольно тебе, — тихим, не своим голосом проговорил Бад.

— Что? — не понял Три-Вэ.

— Это я у тебя должен спросить — что?! Это ты мне ответь — что?! Почему ты уперся и не идешь домой? Что, так трудно преодолеть это расстояние? Или ты так занят своей кротовьей работой, что не можешь уделить даже полчаса своего драгоценного времени, чтобы поздороваться с моей женой?

Три-Вэ поморщился. Он и представить себе не мог раньше, что эти слова Бада, сказанные тоном собственника, отзовутся в нем такой сильной болью. «Моя жена».

Бад стоял, чуть расставив ноги, согнув руки в локтях и сжав кулаки. Это была боевая стойка, которую старший брат раньше никогда не принимал перед Три-Вэ. С самого детства Три-Вэ считал Бада своим сильным и грозным защитником. Но теперь перед ним стоял не защитник, а человек, которого не стоит злить. И все же он сдался не потому, что испугался Бада. Он сдался из-за этих слов: «Моя жена». Амелия принадлежала Баду, и это было непреложным фактом. Может, это и к лучшему, что она увидит Три-Вэ в таком виде. Так по крайней мере то страстное желание, которым он томился, не будет иметь опасных последствий.

Он стал медленно натягивать полинявшую шерстяную рубашку.

Бад резво зашагал по Колтон-стрит, вдоль которой стояли дома на продажу, взбежал вверх по Паттон-стрит. Две девчушки в детских фартучках играли в орлянку. Увидев Три-Вэ, одна из них подтолкнула локотком подружку, и обе захихикали. Когда они свернули на Уотер-стрит, Бад взял младшего брата за руку.

— Повторять не буду, — сказал он тихо и жестко, — так что слушай, и слушай внимательно. Моя жена многое пережила в Лос-Анджелесе, и я обещал ей — и себе тоже, — что тот, кто ее обидит или скажет что-нибудь против нее, станет моим врагом.

«Я любил ее еще до того, как ты с ней познакомился», — захотелось сказать Три-Вэ, но язык у него словно распух, и он не мог ничего выговорить.

Парадная дверь маленького дощатого домика распахнулась. На крыльце показалась Юта с Чарли на руках.

— Мы давно вас ждем! — крикнула она возбужденно. — Я поставила кофе. Живее, Три-Вэ! Взгляни на подарки. Такая красота! Мы с Амелией очень подружились.

На ее круглом лице играла теплая и искренняя улыбка.

10

Женщины были в гостиной. На полу везде валялась оберточная бумага, а на примитивных, грубо сколоченных столах и стульях лежали раскрытые коробки.

Амелия стояла у окна. Она сняла жакет и осталась в белой английской блузке из прозрачной ткани, на которой были точно такие же изящные складочки, как и на ее детских летних платьицах, запомнившихся Три-Вэ. Она была все такая же хрупкая и утонченная, с той же горделивой осанкой. Но волосы уже не ниспадали до талии, как он помнил. Она не носила прическу валиком, популярную у местных матрон. Ее волосы цвета топаза свободно падали вниз, а несколько прядей по бокам подчеркивали ее высокий лоб. «Она все та же, — с облегчением подумал Три-Вэ. — Не огрубела. Да и что могло бы повлиять на нее? Душная атмосфера Лос-Анджелеса? Бад?»

— Три-Вэ!

— С приездом, Амелия, — отозвался он.

— Это ты! Но борода изменила тебя до неузнаваемости! — В ее глазах он не уловил выражения презрительной насмешки, только легкую радостную улыбку. — Ты стал настоящим мужчиной, Три-Вэ.

— Годы, годы... — проговорил он и замолчал, потом добавил: — Твои письма приходили ко мне тогда, когда отвечать было уже поздно. Извини.

Она писала ему до и после замужества. Донья Эсперанца переправляла ему ее письма. Но он был не в силах заставить себя ответить хотя бы на одно из них.

— Ты все такой же, — сказала она и рассмеялась. — Три-Вэ, ты краснеешь!

Бад подошел к ней.

— Я поцеловал мою новую сестру, — весело проговорил он. — Теперь твоя очередь, братец.

— Амелия не хочет, чтобы ее всю измазали смолой, — ответил Три-Вэ.

Бад устремил на него тяжелый ледяной взгляд.

Три-Вэ никогда не только не целовал Амелию, но даже не держал ее за руку. Будучи уверенным, что, исполнив приказание Бада, он только испортит всем настроение, Три-Вэ наклонился к щеке Амелии, стараясь не запачкать ее. Когда же он приник к этой нежной и теплой коже, от которой исходил аромат цветов, неуловимо и возбуждающе знакомый, он испытал потрясение. Шок. На какое-то мгновение ему показалось, что он вместо Бада лежит в sala с обнаженной девушкой, белое тело которой притягивает к себе солнечный свет. Он быстро отшатнулся от нее. Эта реакция была мгновенной.

Он услышал добрый, материнский голос Юты:

— Иди умойся, Три-Вэ.

Он намылил лицо и руки новым куском красного мыла «Лайфбой», долго и тщательно пытался выковырять грязь из-под ногтей. Потом отыскал коробочку, где у него хранились воротнички, нашел один новый и белый, надел хороший костюм из черного сукна, купленный на зарплату, полученную в магазине отца. Расчесал влажные черные волосы и бороду. Теперь он выглядел неплохо.