Обитель любви - Страница 94

— Я не стану ее обижать. Ты же меня знаешь, Амелия.

— Придешь вечером на ужин? — предложила она после долгой паузы. — Или, может, лучше завтра?

— Завтра само собой, — ответил он, просто позабыв, что соврал насчет своей занятости.

— Тогда сегодня в пять, — сказала Амелия. И снова В голосе ее была дрожь. Она рисковала самым дорогим, что у нее было, — дочерью.

— Спасибо, — ответил он. Он поднес ее руку к своему лицу, расстегнул перчатку и провел большим пальцем по тонкому ручейку вены у нее на запястье. Ветер всколыхнул ее волосы цвета топаза. Он посмотрел ей в глаза. Губы у него дрожали. Ее губы разомкнулись, а глаза увлажнились.

Она оттолкнула его и побежала по тропинке к дому.

2

Всю ту неделю он прожил в «Палас отеле». Каждое утро садился на 10-часовой паром до Окленда и возвращался в седьмом часу. Тактичная Амелия ни разу не спросила о том, как он может столько времени тратить на нее, если у него дела. Он всегда приносил подарок для девочки: фарфоровую куклу с вертящимися ногами и руками и с моргающими голубыми глазами, плетеную коляску для куклы, похожую на собственную коляску Тессы, крашеную колыбельку, которая, по уверению улыбчивой продавщицы, была достаточно крепкой, чтобы выдержать настоящего младенца. Но малышка не играла новыми дорогими игрушками. Тесса сворачивала из оберточной бумаги разные пакетики и дарила их Баду.

Он оставался с ней, когда Амелия уходила на уроки. Позже, даже когда Амелия была дома, Тесса позволяла Баду увезти ее без мамы на прогулку. Иногда она просила отпустить ее руку, а когда он делал это, отбегала от него на несколько шажков на неуверенных ножках, затем поворачивалась и улыбалась ему, обнажая дырку между двумя передними зубами. Вернувшись, она доверчиво вкладывала свою ручку в его руку, словно они вместе испытали какое-то приключение.

Бад понимал, как много зависит от его отношений с ребенком. Он научился руководствоваться рассудком, а не эмоциями. Но порой эмоции были неуправляемы. «Для меня он всегда будет ублюдком!» Даже держа Тессу за руку, он думал о ней именно так. Баду было почти восемь лет, когда родился младший брат. Он ясно помнил Три-Вэ совсем крохотным. Овальное личико Тессы, ее черные кудряшки очень напоминали ему брата в детстве. У маленького Три-Вэ тоже была щель между передними зубами. Каждый раз, поглядывая на Тессу, он видел на ее месте своего брата.

И потом, он ревновал. То, что Амелия бросила его, предпочитая жить в нищете и одиночестве, доказывало, как сильно она предана дочери. Его нежность к Амелии росла день ото дня, и ребенок воспринимался им уже как соперник. Узнав о том, что в доме у Амелии только две чашки и два обеденных прибора, он с трудом удержался от того, чтобы не сходить в магазин и не купить ей сервиз «Хэвилленд» из ста предметов. При виде того, как неумело она чистит картошку, у него защемило в груди. Ему страстно хотелось забить ее протекающий холодильник редкими для этого времени года фруктами и овощами. Его возмущало то, что ребенок требует столько внимания, заставляет Амелию много работать, и еще ему хотелось — о, как ему этого хотелось! — чтобы у Тессы была нянька.

Амелия наблюдала за ним и за дочерью. А вечером в четверг, прощаясь с ним — одетую в ночную рубашечку Тессу она держала на руках, — Амелия спросила:

— Придешь завтра обедать?

3

Стола в гостиной не было. Они ели, сидя на диване. Устричный суп, салат из спаржи и филе «шатобриан» с горошком. Бад прекрасно понимал, что этот обед Амелии обошелся недешево. Он принес с собой бутылку шампанского, и они пили его из бокалов с золотым ободком, взятых по такому случаю у миссис Фарнеси. Амелия надела блузку, которую он еще ни разу не видел на ней: шелковую, полупрозрачную, с широкими рукавами и присборенным воротом.

Когда они резали мясо, горох рассыпался. Они рассмеялись. Выпили шампанского и снова рассмеялись. Впервые Бад видел перед собой прежнюю Амелию.

Когда она пошла за кофе, он сел на пол.

— Так удобнее, честное слово, — объяснил он, оперевшись о согнутую в локте руку.

Она подала ему чашку и села рядом.

— Помнишь наши пикники на воздухе? — сказал он. — Когда мы встречались в Паловерде?

«Паловерде, — подумал он. — Так много воспоминаний... И все пошло прахом в одно мгновение».

— Наверно, нужно было предложить тебе апельсины, — сказала она. — Я вообще-то неважная повариха.

— У тебя ничего не пригорело, — сказал он. — Где ты взяла эту красивую блузку? Кто тебе подарил?

— А, один из моих многочисленных поклонников. Ты, наверно, заметил их в кустах, когда шел сюда.

— Кто?

— Мама прислала мне на день рождения.

— Она не сказала мне, где ты.

— Я знаю, я сама ее об этом просила.

— А сколько их?

— Дней рождения?

— Поклонников.

— Сотни, — ответила она.

— Что, никого?

— Ага, значит, по-твоему, я не пользуюсь успехом у мужчин?

Она перегнулась и легонько чмокнула его в щеку.

Он поставил чашку с кофе и потянулся, чтобы ответить на поцелуй. Их влажные от шампанского губы встретились, и он взял ее лицо в свои руки.

— Любимая, — прошептал он, лег и притянул ее к себе.

Она водила кончиками пальцев по его щекам и шее. Он ощущал абсолютно все: трепет ее ресниц, каждый ее вздох, непередаваемую нежность касаний.

— Никогда в жизни я не хотела ничего другого, — прошептала она.

— Правда?

— Правда.

— Я тоже. Только с тобой мне хорошо.

— Я так по тебе скучала.

— Любимая...

На него нахлынуло нежное, ноющее в груди чувство, которое было намного сильнее того, что он испытывал к ней раньше. Оно переполнило его и лишило дара речи. Он прижал ее ладонь к своему сердцу и одновременно своей ладонью ощущал нежность ее груди, биение ее сердца. Любовь, в которой ему так долго было отказано, накрыла его с головой. Но ему еще хотелось вычеркнуть ужасные слова, которые он тогда наговорил ей, хотелось доказать, что она ему всего дороже. Он целовал ее глаза, лоб...