Обитель любви - Страница 121

121

Бад с минуту постоял во внутреннем дворике, зажав свернутые в трубку газеты в кулаке. Когда они обедали дома одни, Амелия встречала его здесь с бокалом виски на подносе. В другие дни поднос относили наверх, в их гостиную, где они могли поговорить, пока Амелия принимает ванну и горничная помогает ей одеться.

Тут Бад вспомнил, что сегодня они обедают в гостях. Значит, поднос с виски наверху. Ему хотелось выпить. Он поднялся по лестнице, но почему-то пошел не в гостиную, а повернул в противоположном направлении.

Постучался в дверь к Тессе. Не получив ответа, открыл дверь и заглянул в комнату.

— Тесса!

Ее не было. Задернутые шторы не пропускали лучей яркого предвечернего солнца. В комнате царил полумрак. В воздухе ощущался легкий запах духов. Не тех цветочных легких духов, что так нравились Амелии, а более нежных, с мягким таинственным ароматом...

Тесса перевезла в свои комнаты обстановку из дома Ламбалей близ Гавра. Массивную деревенскую мебель из древесины грушевого дерева. От старости на мебели появились трещины, чернели норки, оставленные короедом. Бад про себя считал это убожеством, но уважал вкус дочери. Спинки кровати Тессы были резные: яблочки, плоды гранатового дерева. На столе стояли фотографии в рамках. Бад подошел поближе и стал их рассматривать. Его родители. Отец с маленькой Тессой на руках. Мадам Дин в свои лучшие годы. Другая фотография, где она — овдовевшая уже графиня Мерсье. «Старая сучка все еще неплохо выглядит», — подумал он. Другие Ламбали. Но ни одного снимка этого летчика. Чьим бы сыном он там ни был...

Бад прошел в кабинет дочери. Здесь все окна были открыты, и яркое солнце освещало книжные полки, занимавшие три стены. Длинный стол был завален бумагами, а на краю его стоял новенький «ремингтон». Книги лежали и на мягком кожаном диване.

Отодвинув в сторону какой-то словарь, Бад сел на диван, положил газеты на колени и осмотрелся. Большое количество книг всегда действовало на него угнетающе, но при мысли о том, что все эти книги принадлежат Тессе, ему становилось особенно грустно. С чего вдруг его родная дочь так увлекалась чтением? Мысль о том, что жадным книгочеем всегда был Три-Вэ, Бад тут же отгонял. «Ну и что? И Амелия всегда любила почитать... Кстати, она однажды сказала, что Тесса читает не глазами, а своими половыми органами». Это было очень странное замечание, и Бад никогда не пытался вникнуть в его смысл. Он был консервативен и никогда даже не задумывался над тем, что у его дочери могут быть половые органы. При этом он подозревал, что и молодые люди не видят в ней женщины. Она была привлекательна, но, кроме Пола Шотта, у нее больше ни разу не было ничего серьезного. Мужчины увивались вокруг тех девушек, которые умело распространяли вокруг себя утонченный ореол сексуальности.

Бад радовался тому, что Тесса не похожа на других. Когда она была маленькой, то всегда смотрела на него так, словно он сделан из чистого золота. Даже сейчас она иногда смотрела на него так. Но в отличие от детей друзей Бада никогда не выпрашивала у него подарки. Она не просила у отца ни авто, ни бриллиантовую заколку, ни веселую вечеринку. Она была чужда стяжательства, а вместо этого у нее была развита спокойная созерцательность. Впервые Бад подумал об этом как о недостатке. «Ее трудно понять», — решил он.

Он услышал, как кто-то вошел в соседнюю комнату и раздвинул шторы на окнах.

— Тесса, — окликнул Бад.

Она показалась на пороге. На ней было темно-синее летнее платье в кремовую полоску. Темные волосы разметались, на щеках играл яркий румянец. Она вся светилась робким, но безудержным счастьем. Взгляд Бада автоматически скользнул по ее узкой талии, полной груди... Что-то будто кольнуло его в ноющую шею. Он внезапно осознал, что дочь не просто привлекательна. «Передо мной стоит красивая женщина», — подумал он, хмурясь.

— Папа, что случилось?

Бад спросил невпопад:

— Зачем ты раздвинула шторы?

— Я ненавижу, когда они задернуты. Комната сразу становится похожей на больничную палату. Кажется, что вот-вот придут доктора и опять начнут брать у тебя кровь через маленькие резиновые трубки.

— Разве это так больно?

— Да нет, — не совсем искренне ответила она. — Впрочем, я рада, что теперь это случается не так часто. Мне противно, когда они изучают мою кровь под микроскопом. Такое ощущение, будто врачи пытаются отыскать конкретную причину, по которой я наказана...

— Дифтерией, — сказал он. — Ты была наказана дифтерией, только и всего.

— Я понимаю, что это все глупости, но ничего не могу с собой поделать, — продолжала она. — Вы сегодня обедаете в гостях? Что ты здесь делаешь? Разве тебе не надо переодеться?

— Я хотел поговорить с тобой.

До этого она стояла в дверях кабинета, но теперь вошла и опустилась на оттоманку в ногах отца.

— Кто такой Кингдон Вэнс? — спросил он.

Он застал ее врасплох, и она как-то смущенно качнула головой, но затем улыбнулась своей обычной робкой улыбкой, став от этого еще красивее.

— Я забыла тебе сказать. Вэнс — это фамилия, которую придумала Лайя. А вообще-то его зовут Кингдон Ван Влит.

Бад почувствовал, как слабость разливается по всему его телу. Давно он уже не испытывал подобного. Шея и затылок заныли еще сильнее. Сам того не замечая, в ту минуту он посмотрел на Тессу с холодной яростью.

— Я так и думал, — проговорил он. — В те годы, когда я знал его, он звался Чарли.

— Папа, ты видел его в последний раз, когда он был еще младенцем, — с некоторым упреком сказала она.

121